Громогласное "Ура"! потрясло весь 4-й бастион. Эта радость стала самой лучшей наградой для тех, кто погиб или был ранен в жестокой перестрелке.
- Ну, все господа! За этот бастион я полностью спокоен - сказал Корнилов своей малой свите и, простившись с солдатами и матросами, под непрерывным огнем противника смело покинул бастион, чем вызвал еще большее уважение у гарнизона.
На пятом бастионе Корнилов встретил Нахимова, который энергично руководил действиями этого важного участка обороны, так словно это было на море. Так же как и сам Корнилов, в сюртуке с эполетами, он неторопливо ходил вдоль переднего края бастиона, внимательно наблюдая какие разрушения приносит противнику огонь русской артиллерией. Совершенно не обращая на ядра и картечь противника, адмирал лично командовал орудийной прислугой в наведении пушки на цель, если считал, что огонь ведется не так как надо.
Одно из ядер французов, упавшее рядом с адмиралом, густо забрызгало грязью его сюртук. Все ахнули, но Нахимов только брезгливо стряхнул грязь с одежды и, поглядев в подзорную трубу, приказал наводчику изменить прицел. Грянул орудийный залп и стоявший на бруствере матрос наблюдатель радостно выкрикнул, что третье орудие французской батареи сбито.
- Вы совершенно зря сюда приехали, Владимир Алексеевич, совершенно напрасно - выговорил Нахимов адмиралу, когда тот подошел к нему на южный фас бастиона. - Бой идет нормально. Пока здесь есть такие молодцы как наши солдаты и матросы, французам ни за что нас отсюда не выбить, это я вам говорю со всей определенностью. Посудите сами, мы уже сами привели к молчанию часть их орудий, и через час, смею вас заверить, собьем и все остальные. Вот извольте полюбоваться.
Нахимов ткнул подзорной трубой во французские позиции, на которых огонь осадных батарей был куда менее интенсивен, чем огонь русской артиллерии.
- Это мой долг быть на переднем крае обороны, Павел Степанович, и если я буду отсиживаться в тылу, то грош цена всем моим словам и поступкам как командиру и руководителю обороны - вспыхнул Корнилов. Но Нахимов не дал ему продолжить.
- Я полностью с вами согласен, но мне кажется, что будет гораздо лучше, если каждый будет исполнять долг на своем месте. Поверьте, ваша гибель сейчас может нанести нашей обороне непоправимый удар - убежденно проговорил Нахимов, явно не желая видеть своего начальника в столь опасном месте.
Пока Корнилов обдумывал свой ответ, Нахимов взмахнул трубой и, указывая на расположение своих соседей, убежденно произнес.
- Мне кажется, Владимир Алексеевич, вам стоит обратить пристальное внимание на третий бастион. Его огонь заметно ослаб за последние полчаса и им, несомненно, нужно подкрепление. К тому же, враг вот-вот ударит с моря, как там наши прибрежные батареи?
- Там уже наверняка Ардатов, Павел Степанович. А вот огонь третьего бастиона действительно ослаб - согласился адмирал с Нахимовым, взглянув в подзорную трубу.
- Ну, раз у вас все в порядке, еду туда - произнес Корнилов, и неожиданно оба моряка крепко обнялись, словно предчувствуя что, видятся в последний раз.
Когда командующий покидал бастион, Нахимов придержал за рукав Жандра и приказал флаг-офицеру ни в коем случае не пускать адмирала на Малахов курган, мотивируя это личной просьбой адмирала Истомина, руководившего там обороной.
Говоря о серьезных проблемах на третьем бастионе, Нахимов был абсолютно прав. Прибыв туда, Корнилов узнал, что там уже в третий раз вся орудийная прислуга полностью перебита, а заменять её практически не кем, от чего интенсивности стрельбы орудий бастиона сильно снизилась. Адмирал сразу оценил всю опасность сложившегося положения и приказал прислать на батарею матросов 44-ого флотского экипажа, расположенного за позициями бастиона.
Завидев на бастионе адмирала, моряки дружно грянули "ура", но Корнилов остановил их.
- Ура, братцы, будете кричать потом, когда сможете повторить подвиг своих боевых товарищей с четвертого и пятого бастионов. Они уже сбили большинство французских орудий, заставив их полностью замолчать. Теперь черед за вами. Заставьте замолчать англичан, и я сам прокричу, ура, в вашу честь - обратился Корнилов к прибывшим морякам.
- Не извольте беспокоиться, Владимир Алексеевич, умрем, а сделаем - заверил его командир бастиона Попов.
- Тогда я жду от вас результат - сказал Корнилов, покидая бастион прямо под градом ядер противника. Вернувшись к себе на квартиру он сел писать донесение Меньшикову. В это время к нему прибыл гонец с известием, что артиллеристы с Малахова кургана уничтожили пороховой склад противника и сбили несколько вражеских пушек. Оставив донесение недописанное, Корнилов отправился на Малахов курган, несмотря на энергичные протесты своего флаг-офицера.
- Зачем ехать к Истомину, Владимир Алексеевич, - удивлялся Жандр. - Ведь у него все в порядке. Враг несет потери, и адмирал лично просил вас не приезжать к нему во время боя.
- Здесь ещё, слава богу, я командую, а не адмирал Истомин - ответил Корнилов и, не слушая протесты своего флаг-офицера, направился на батарею вдоль траншей, а не по более спокойному пути. Неприятель сразу заметил золотые эполеты командующего и обрушил град ядер на адмирала и его эскорт. Жандр очень испугался за командующего, однако французские канониры оказались никудышными стрелками. Их бомбы рвались впереди и сзади движения адмирала, но ни одно из них не упало вблизи его.
Так под непрерывным огнем противника Корнилов доехал до кургана, и не торопясь, поднялся на батарею. В этот момент против орудий кургана вели бой сразу три английские батареи, сосредоточившие свой огонь на центре обороны кургана Малаховой башни. Бомбы непрерывным дождем падали вокруг неё, полностью разрушая земляной вал у основания башни. Адмирал захотел подняться на верхний этаж башни, но Истомин энергично запротестовал.
- Там никого уже нет. Все орудия разбиты противником, и я приказал отвести людей в более укромные места.
Убедившись, что положение на батарее стабильное, Корнилов заторопился к Ушаковой балке, желая осмотреть стоявшие там Бородинский и Бутырский полки. Он уже был у бруствера, когда вражеское ядро ударило его в живот, и раздробили верхнюю часть ноги.
- Отстаивайте Севастополь! - успел крикнуть он подбежавшим к нему Жандру и Тотлебену, прежде чем потерял сознание.
Когда адмирала доставили в госпиталь, он пришел в сознание, но категорически отказался от медицинской помощи.
- Я не ребенок, доктор, и не боюсь смерти - обратился он к врачу Павловскому - лучше сделайте, что ни будь, чтобы провести несколько спокойных минут.
Его слова вызвали скорбь и рыдания среди окружающих его подчиненных, но Корнилов оставался непреклонным. До самой последней минуты он продолжал тревожиться за участь родного города. Пришло донесение с 3-го бастиона, что у противника взорван пороховой склад и все его пушки приведены к молчанию. Аналогичное известие пришло от Нахимова с 5-го бастиона, но Корнилов упрямо ждал донесения с Малахова кургана от Истомина, где интенсивность стрельбы с момента его убытия возросла многократно. Он то дремал, то открывал глаза и с потаенной мукой спрашивал: - "Как там Истомин?", и снова погружался в забытье.
Было около двенадцати часов когда, наконец, прибыл лейтенант Львов с известием, что британские орудия против Малахова кургана сбиты и огонь ведет только одно орудие.
- Слава Богу! - произнес Корнилов и через несколько мгновений его не стало.
Адмирал умер в самый разгар сражения, когда союзному командованию в лице генерала Канробера и лорда Раглана стало ясно, что на сухопутном фронте они потерпели фиаско, сильно недооценив силу и упорство своего противника. Наскоро возведенные укрепления русских полностью выдержали мощный удар союзной артиллерии. Их пушки ничуть не уступали пушкам союзников в дальнобойности, их стрельба была точнее, а смелость осажденных доходила до неприличной дерзости.
Осознав свою неудачу, Канробер тем ни менее не торопился отдать приказ о полном прекращении огня и отмене штурма. Генерал возлагал большие надежды на мощь союзного флота, вступление которого в сражение задерживалось из-за штиля.
Полностью уверенные, что русские корабли не рискнут выйти в море, французы и британцы убрали часть такелажа своих парусных кораблей. Это существенно увеличивало их жизнеспособность в предстоящем бою, но одновременно лишало корабли способности в движении. Поэтому доставка этих "плавучих батарей" на поле боя была возложена на малые пароходы союзников. Из-за их низкой скорости, эскадры и не смогли начать бомбардировку Севастополя одновременно с сухопутными войсками.
Первыми к Севастополю приближались французы, которые вместе с турецкими судами готовились обрушить град своих ядер и бомб на позиции Александровской батареи. Англичане, которым для разгрома досталась северная, Константиновская батарея, как всегда запаздывали.
